- Кирилл Серебренников мне говорил неоднократно, что театр в России – дело опасное, непредсказуемое и неблагодарное.
- Я падаю на скамейку. Развязываю ботинок, резко, но аккуратно снимаю его и вижу, что на месте лодыжек – гигантская уродливая опухоль, по краям которой в кожу упираются кости.
- В палату меня привезли уже вечером. Пять коек. Все, кроме одной, заняты. Знакомство с соседями и социализация случились молниеносно, быстрее, чем в бане.
- Жизнь с задранной к потолку ногой потекла медленным тягучим кисельным ручейком: когда ничего не происходит, ничего не хочется, не к чему стремиться, а все лечение заключается только в лежании на сползающих со скользкого больничного матраса простынях. А еще по три укола в живот каждый день, чтобы не было тромба. Вот и все.
- Однажды в этом лифте с Шаурмой оказался и я. По дороге к рентген-кабинету у нас случился small talk.
- На одиннадцатый день после падения меня выписали и велели носить гипс еще без малого два месяца.
- Переломный момент
- Место перелома
- Иные толкования
- Толкователи о переломе ноги
Кирилл Серебренников мне говорил неоднократно, что театр в России – дело опасное, непредсказуемое и неблагодарное.
Сейчас мы наблюдаем, как он доказывает это собственным примером: серьезные финансовые претензии, уголовное преследование, домашний арест. У меня, конечно, все не так драматично, мне изо всех этих зол достался разве что «домашний арест». Но и этого достаточно, чтобы согласиться с художником раз и навсегда: театр – это страшно.
Семнадцатое марта мы с семилетним сыном решили провести как-нибудь по-особенному. Сходить туда, где мой мальчик прежде не бывал. И посмотреть на то, что никогда не видел. Мы запрыгнули в автобус М-10. Щурясь от солнца, я болтал о какой-то ерунде, сын болтал ногами. Дурачились. Подкалывали друг друга и неприлично хохотали на весь салон. Словно бы с нас Тони Парсонс списывал главных героев для своей книги «Man and a Boy». На Пушкинской площади мы сошли. Подойдя к Тверской улице, я показал пальцем на старое красивое здание и с деланым пафосом произнес: «Вот он! Нам сюда».
После большой реконструкции я был в Театре Станиславского лишь однажды, когда брал интервью у Сергея Капкова. Тогдашний начальник Культурного департамента Москвы хотел показать масштабы содеянного ремонта. И они действительно впечатляли. Помню, что на сцене стоял фюзеляж настоящего самолета, фойе напоминало дорогую футуристическую гостиницу в Дубае, а из симпатичного театрального кафе не хотелось уходить. И называться все это стало Электротеатром. «Обязательно как-нибудь зайду», — подумал я.
Одной рукой держу счастливого сына за ладонь, другую протягиваю, чтобы открыть стопудовую дверь театра. Внезапно оказываюсь на ледяной корке, подло замаскированной под тротуарную собянинскую плитку. Теряю равновесие и медленно — будто в слоу-мо — валюсь на землю. Левая нога складывается, как перочинный ножик. Солнце. Мороз. И треск кости напоминает хруст свежего французского багета.
Одуревая от боли, я зачем-то допрыгиваю по футуристическому дубайскому фойе до ресепшна с администраторами, все еще надеясь, что мы попадем на детское шоу:
– На меня два билета выписаны. На детский. Спектакль. Роман. Меня зовут Роман.
– Да, вот они. А у вас лицо зеленое. С вами все в порядке?
Я падаю на скамейку. Развязываю ботинок, резко, но аккуратно снимаю его и вижу, что на месте лодыжек – гигантская уродливая опухоль, по краям которой в кожу упираются кости.
Все это лилового цвета. И увеличивается в размерах на глазах, как милые зеленые ростки в документальных цейтраферных кадрах бибисишных фильмов о дикой природе. Сын бегает вокруг меня в шоке. Я тоже в нем, но виду не подаю, стараюсь не двигаться и излучать спокойствие. Вызывая скорую, я последний раз бросил мутный взгляд на театральные билеты, пытаясь обмануть, вернее, успокоить себя: ну, может, это такой грандиозный вывих, ничего страшного?
Потом были обезболивающий укол, носилки и какие-то скомканные неуместные слова администратора Электротеатра, сказанные на прощание: «Нам очень жаль, что ваш день испорчен». Сквозь шеренгу склонившихся надо мной перепуганных мам с детьми меня выкатывают на улицу. Одно встревоженное лицо мне на секунду показалось знакомым: вроде бы Ксюша Басилашвили, дочь великого советского артиста. Да нет, наверняка галлюцинация. Сотрудники театра наспех засыпают песком лед у крыльца, будто заметая следы преступления. Дверь скорой захлопывается.
Водитель включил мигалки и через прекрасный исторический центр Москвы повез меня в «Склиф». Сын держит за руку, не зная как на все это правильно реагировать. Этого не знаю и я. В голове только крутится: с задачей мы справились, семнадцатое марта провели по-особенному.
В «Склифе» мне сделали снимки и сказали, что домой точно не отпустят: упал я неудачно, сломав сразу две лодыжки (да, у человека в каждой ноге по две лодыжки, я тоже не знал), отломки сместились и раскорячились. За компанию сломалась еще и берцовая кость. Пока вправляли кости на место и накладывали гипс, в процедурную привезли парня со скрюченной от боли ногой. Разговорились: студент ГИТИСа, снимался у Серебренникова в «Мученике», в эпизоде в калининградской школе. Совпадение? Да.
В палату меня привезли уже вечером. Пять коек. Все, кроме одной, заняты. Знакомство с соседями и социализация случились молниеносно, быстрее, чем в бане.
Первый сосед с точно таким же гипсом, как у меня, только на правой ноге, представился барабанщиком поп-группы, исполняющей каверы российской эстрады. Его привезли десятью минутами ранее, ужас в его глазах все еще полыхал: «Как я буду играть? Правая нога — мой рабочий инструмент. У меня гастроли. Га-стро-ли срываются». Пытаясь подбодрить бедолагу, я вспомнил Рика Аллена, который продолжил карьеру барабанщика группы Def Leppard даже после ампутации руки. Но это, кажется, не сильно сработало.
Второй сосед — Стас. Взрослый мужик с хитрым прищуром и сломанной рукой. Из его самопрезентации я понял, что большую часть жизни он работает помощником влиятельного богатого человека-парохода из Крыма, бизнес которого прямо сейчас здорово страдает из-за американских санкций. И теперь «шеф ссыт не на шутку, и все они ссут, у них дети и квартиры в Челси».
Третьим соседом оказался пенсионер с усами-подковами и выбритым черепом. Он был самым тяжелым пациентом среди нас. В прямом и переносном смысле: корпулентный дед, прикованный к постели из-за сломанного таза, — душный, ноющий, грубый, жалующийся на все, что попадалось ему на глаза, да к тому же делающий себе клизмы прямо в палате, предупреждая нас этим отвратительным «джентельмены, сейчас я буду пук-пук». Он встречал собственную жену, изредка приходившую с визитом, словами «Как тебя с такой рожей охранники пропустили?». А вишенкой на торте была его активная гражданская позиция: Собчак — проститутка; Слуцкий — герой России; журналисток BBC лапать надо не за лобок, а за горло; пиндосы — тупые; Владимир Владимирович спасает Сирию. Отсутствие телевизора в палате полностью компенсировал собой этот человек, пересказывавший вслух повестку Первого канала и заливисто — до хрюканья — смеявшийся своим собственным пошлым шуткам.
Совсем не таким был Борис. Мой четвертый сосед молча подошел ко мне, протянул здоровую руку и произнес только одно слово: «Строитель». Шестидесятилетний субтильный мужик. Кожа да кости, сломанные в локте и плечевом суставе. Вытянуть из Бориса хоть какие-то биографические подробности было непросто. Да и незачем. Достаточно было дождаться ночи: Боря предпочитал жить и разговаривать во сне. Он знойно матерился, дрался здоровой рукой с воображаемым обидчиком и встревал в тревожные споры с какими-то женщинами, которых Борис, очевидно, не любил и не уважал. На рассвете он замолкал, садился на кровать и разгадывал кроссворды, изредка и робко прося нашей помощи: «Ирландские революционеры, пять букв, первая Ф».
Пятую койку занял я. Взъерошенный, перепуганный не на шутку тройным переломом журналист, вышедший без единой царапины из тлеющего ядерного реактора в Японии, спасшийся без каких-либо последствий от уличных беспорядков в Афинах, обманувший северокорейских кагэбэшников и чудом избежавший уголовных преследований в Пхеньяне, но так неудачно поскользнувшийся по пути на детский утренник.
Я таращился на гипс, зажавший ногу как бетонными плитами, и со всей силы — правда, безуспешно — боролся с жалостью к самому себе. «Будем наблюдать, как срастается в динамике, отдыхайте. Дней десять полежите у нас», — добил меня доктор с ясными, как тель-авивское небо, глазами. Все мои возражения были уничтожены запрещенным приемом врача: «Если хотите, идите домой. За вами присмотрит травматолог по месту жительства. Но ему на вас плевать. Ему на всех плевать».
Жизнь с задранной к потолку ногой потекла медленным тягучим кисельным ручейком: когда ничего не происходит, ничего не хочется, не к чему стремиться, а все лечение заключается только в лежании на сползающих со скользкого больничного матраса простынях. А еще по три укола в живот каждый день, чтобы не было тромба. Вот и все.
Развлечения ради раз в два дня мы затевали экзистенциальные споры: например, что хуже ломать — ноги или руки. Эмпирическим путем выяснилось, что здоровые ноги гораздо важнее. Ломая ноги, ты как бы лишаешься и рук, больше не можешь на них рассчитывать, ими ты держишь костыли, ну как их распустишь?
Каждое элементарное действие стало требовать максимальной концентрации. Страх поскользнуться на костылях и сломать что-нибудь еще обернулся паранойей и сделал из каждого похода в туалет убогое приключение, победителем которого всегда становилась торжествующая беспомощность. По пути из точки А в точку Б нельзя было сделать параллельно два простых дела (достать из холодильника йогурт и взять тарелку у соседа, например). Хорошо, если получается сделать одно. Все очень долго, все через страдание и через жопу. А нога, стоило ей пять минут повисеть ступней вниз, превращалась в баклажан: наливалась кровью, кости ломило, а мышца в икре сковывалась болью.
Я прочитал всего Уэльбека. Наконец-то добрался до Донны Тартт. Посмотрел очень много (действительно очень много) сериалов, которые прогрессивная общественность бесконечно обсуждает в фейсбуке. Посмотрел все новое кино. Прочитал все новости на всех сайтах. Кажется, что переделал вообще все дела, для которых достаточно иметь только глаза. На вторую неделю, взвыв от монотонности и однообразия такой жизни (все-таки многие сериалы «Нетфликса» прогрессивной общественностью сильно переоценены), я осмелился выползти в больничный коридор.
В коридоре поплавками висели в воздухе переломанные люди. Шатаясь из стороны в сторону, они грустно смотрели на свои гипсы, как на кандалы. Лязгание ходунков и костылей звучало какофонией — такой органичной, понятной и даже отчего-то успокаивающей в этом травматологическом пансионате. Здесь никто никуда не торопился, кроме одного человека — юркого приземистого санитара из Средней Азии. Доктора называли его Шаурмой. Шаурма не обижался. Наоборот, всякий раз подыгрывал докторам, карикатуризировал свой акцент, завозя очередного пациента в грузовой лифт: «Дабро пажялявять на борт».
Однажды в этом лифте с Шаурмой оказался и я. По дороге к рентген-кабинету у нас случился small talk.
Шаурма: Лед?
Я: Лед.
Шаурма: Лед…
Я: Зимой много клиентов?
Шаурма: 64 койки занято.
Я: Лед?
Шаурма: Лед.
Я: А летом?
Шаурма: 64 койки занято.
Я:?
Шаурма: Мотоциклы.
Мои снимки оказались хорошими. Отломки встали на места без операции. В прекрасном настроении я вернулся в палату и огляделся. Барабанщик так и не выходил из депрессии. Стас облюбовал дерматиновое кресло у входа в палату и восседал на нем с гордо поднятым подбородком, рассказывая криминальные истории из жизни своего босса — будто боссом был Пабло Эскобар, не меньше. Стремный усатый пенсионер принимался то за геополитику, то за пожар в Кемерове, то просил сестру опорожнить его утку. Все были на своих местах. Кроме строителя Бори. Через час, два и даже три он так и не появился. На кровати сиротливо лежали его кроссворды и очки. Странно, операцию ему назначили только на завтра…
Соседи рассказали, что Боря с самого утра вел себя странно. Побрился, помыл в раковине голову, причесался, брызнул в себя туалетной водой, надел рубашку и черные брюки, собрал пакетик и, выходя из палаты, предупредил, что ему нужно отъехать в Можайск, где намечается «регистрация свадебки». Попросил его прикрыть, если что. И пообещал вернуться поздно вечером.
– С женой вернется? — саркастически уточнил я.
– Этого он не сказал. Наверно, просто тронулся, — поддержали меня соседи, тоже не поверив в любовь.
Борис, как и обещал, вернулся поздно. С женой моложе и красивее его. Она чмокнула его в нос, назвала золотцем и велела ему и нам всем скорее выздоравливать. Мы хором ответили: «Спасибо» — и уставились на Борю восхищенными выпученными глазами. Боря, предвосхищая все возможные вопросы, пожелал всем спокойной ночи с ален-делоновским достоинством: «Ну, для брачной ночи здесь недостаточно романтично». Отвернулся и уснул.
На одиннадцатый день после падения меня выписали и велели носить гипс еще без малого два месяца.
Всех моих соседей, кроме Бори (операцию ему перенесли на неопределенный срок из-за несанкционированной свадьбы), выписали тем же днем.
Я добрался до дома, расцеловал семью и почувствовал, что вот-вот взорвусь от любви. Каждая полочка, виниловая пластинка, футболка, зубная щетка, паркет, сушилка для одежды, компьютер, кровать, зарядка для переносной аудиоколонки, фотографии в икеевских рамках, шторы, комод — я испытал практически физическое влечение к вещам, брошенным мной одиннадцать дней назад. Я ходил на костылях по квартире за сыном и дрожащими пальцами трогал его голову, белые стены, как ненормальный улыбался быту, которого на время лишился из-за сломанных лодыжек. Господи, подумал я, смущаясь собственной сентиментальности, ведь в жизни мне больше вообще ничего не нужно — достаточно просто вернуться домой. В тот момент я готов был спорить с самим Шиллером, писавшим, что только сердце делает нас отцами и детьми. Да к черту кровь, плоть и сердце. Отцами и детьми нас делает дом.
Рухнув на диван, я стал ковыряться в макбуке и наткнулся на непрочитанное сообщение в фейсбуке. Писала Ксюша Басилашвили: «…Спектакль так себе, кстати».
В сновидениях ноги символизируют выбранный человеком путь. Любые предметы или вещи, связанные с ногами, ассоциируются с дорогой или пройденным путем. Это относится к обуви, одежде и иным аксессуарам. К чему снится сломанная нога? Сновидение носит двоякое толкование — положительное и отрицательное. Как рассматривают данный вопрос сонники?
Переломный момент
Сломанная конечность препятствует передвижению, и в сновидении сломанная нога тоже обозначает трудности на жизненном пути. Это может касаться здоровья, финансового благополучия или продвижения по карьерной лестнице.
Поврежденная конечность — символ переломного момента в жизни. Однако переломный момент может быть положительным и отрицательным. Подсказка в сновидении будет понятна самому человеку, ведь жизненные ситуации у всех разные. Для одного человека переломный момент может принести победу или избавление от трудностей, а другому подсознание указывает на неверно выбранное направление пути.
Иногда подсознание пытается указать человеку на ошибку — бескомпромиссное поведение может сломать дружбу, в результате чего сновидящий потеряет хороших и добрых друзей. Нужно ли отстаивать свои принципы в ущерб хорошим отношениям с окружающими?
Место перелома
Точность толкования будет зависеть от места повреждения кости ноги:
- коленный сустав;
- стопы, бедро, пальцы;
- правая/левая нога.
Перелом колена, по мнению Миллера, отражает страхи сновидящего. Сновидение может присниться перед ответственным событием в жизни человека — принятием судьбоносного решения или публичным выступлением. Также сон может предупреждать о начале нового жизненного этапа.
Повреждение бедра может предрекать временное прекращение деятельности. В этот период человеку понадобится помощь близких: как моральная, так и материальная. Перелом стопы ноги может предрекать понижение оплаты труда или понижение в должности.
Интересно, что значение толкования сна может меняться, в зависимости от того, какая нога была повреждена. Травма правой ноги предупреждает быть осмотрительным и не брать ответственность за других, также сон не советует возлагать на себя ответственность за все дела сразу. Перелом левой ноги советует прислушаться к собственной интуиции — она укажет правильный путь.
Сломанные пальцы на ногах обозначают следующее:
- Сонник 21 века — сновидящего ожидают неприятности, слезы из-за ошибки, совершенной в прошлом;
- Сонник Иванова предрекает негативное влияние плохого человека;
- Сонник Зимы предупреждает воздержаться от советов, когда о них не просят;
- Сонник Миллера сулит неприятности и материальную нужду;
- Сонник Лонго предлагает отдохнуть от дел, переждать черную полосу жизни.
Поврежденный ноготь на ногах предупреждает быть осторожным в финансовых вопросах, чтобы не лишиться своих средств.
Иные толкования
Если мужчина видит стройные женские ноги, это предвещает исполнение заветной мечты. Если ноги моментально портятся, ломаются или взрываются — мечте не суждено сбыться.
Сон про аварию с участием сновидящего является вещим. Если в сюжете у человека были переломаны ноги по вине сновидящего, управлявшего транспортным средством, то для водителей — это сон-предупреждение.
Видеть сон с аварией накануне подписания контракта — предупреждение об опасности. Внимательно перечитайте документы, прежде чем ставить свою подпись. Сон накануне поездки советует ее отменить. Если приснилась авария по вине другого человека, сновидящий пострадает из-за чьих-то глупых ошибок.
Оказывать помощь человеку со сломанными ногами — в реальности удастся выйти невредимым из сложной жизненной ситуации, благодаря находчивости и уму. Испачкаться кровью во время оказания помощи — репутация будет испачкана. Смыть кровь с себя — удастся восстановить доброе имя.
Упасть с лестницы во сне накануне важного дела — к неудаче. Лучше отложить сделку до лучших времен, данный момент неблагоприятен для начала любого проекта. Видеть, как друзья приходят на помощь после падения, — в реальной жизни можно рассчитывать на поддержку с их стороны.
Если никто не пришел на помощь после падения, а незнакомые люди перешептываются и с осуждением смотрят на сновидящего, — в реальной жизни вы окружены недоброжелателями, которые желают вам вреда.
Толкователи о переломе ноги
Сонник Миллера считает, что сновидящий идет неправильным путем. Подсознание предупреждает о неверно выбранном направлении, которое приведет к тупику. Возможно, сновидящему необходимо сменить место работы или род деятельности.
Женатому человеку сон сулит крупный неприятный разговор со второй половинкой. Иногда сновидение может предупреждать о неприятностях в дальнем пути. Если сон приснился накануне путешествия, следует побеспокоиться о собственной безопасности. Однако это не относится к командировкам — поездка завершится удачно и принесет прибыль.
Современный сонник считает, что травмированная конечность у другого человека предупреждает о серьезных разногласиях с людьми, которые могут испортить репутацию или негативно отразиться на семейном благополучии. Будьте осмотрительными и не доверяйте всем подряд.
Перелом у близкого человека тоже сулит неприятности: сновидящего попытаются втянуть в аферу, которая закончится большим скандалом. Чтобы избежать неприятностей, следует отказаться от сомнительного предложения. Увидеть собственную ногу в гипсе — к болезни.
Английский сонник считает, что сновидящего ожидает неприятность, если он увидел собственную ногу в гипсе. Это может касаться финансовой сферы, бизнес-проектов или личной жизни. Если ногу ломает близкий друг, вскоре отношения с ним будут проверены на прочность. Если дружба прочная, никакие негативные события не смогут ее нарушить.
Сломать ногу коллеге во сне — к конкурентной борьбе. Сновидящему придется отстаивать свою позицию любыми доступными методами.
Погадайте на сегодняшний день c помощью расклада Таро "Карта дня"!
Для правильного гадания: сосредоточьтесь на подсознании и ни о чем не думайте хотябы 1-2 минуты.
Я уже писала об одной из книг, которая изменила мою жизнь, а сегодня мой рассказ будет о том, как она это сделала.
Начну издалека. Прошлым летом во вторник, 7 июля я сломала ногу. Сидела я дома, занималась привычными делами, сложив ноги по-турецки. Правая нога немного затекла и тут – звонок в домофон. Я метнулась к нему, искренне недоумевая: «Почему не чувствую ногу? Почему она упрямо не хочет быть опорой?» И тут: кх! И я вслух прямо и сказала: «Кажется, я сломала палец!»
Домофон утих, гостей я не ждала, кто звонил – без понятия. И лишь через месяц я догадалась, что это был разносчик газет… Нога судьбы прям…
Сначала я спокойненько ходила по квартире, в которую мы переехали несколько дней назад. А потом меня стали терзать смутные сомнения: «А не вывихнула ли я ногу?» Почему-то мне казалось, что такие ощущения должны быть при вывихе. Дело в том, что я себе до того момента никогда ничего не ломала, и вывихов у меня тоже не было. Откуда же мне знать? Позвонила я своему знакомому доктору. Он посоветовал ехать в травмпункт. Здравая мысль! Но мне она в голову почему-то не пришла. Идти по улице я не могла. Нога начинала вести себя как-то странно (хотя, для сломанной ноги это вполне нормальное поведение – синеть, распухать и болеть), и кантовать теперь её я боялась. Времени было где-то около 14 часов. Позвонила я всем, кто мог меня отвезти до больницы. Выручил волшебник, маг и просто добрый человек Андрей Семашко.
В тот день я в первый раз оказалась в травмпункте. Всё было так интересно! В очереди сидели люди с травмами разной степени тяжести, прибывшие на разных условиях, поэтому попала я к врачу не раньше чем через час. Сразу же доктор сказал, что у меня перелом, но отправил для верности на рентген. Прозрачная плёночка показала, что таки-да – перелом пятой плюсневой кости. Еле заметный, но перелом.
Пока сидела на кушетке у доктора, рассказала ему, чем я занимаюсь. Доктор удивился, что есть такая профессия – сказкотерапевт, посмеялся. И я вместе с ним. Совершенно чудесный мне попался доктор!
И вот, друзья мои, в гипсУ я прыгаю до машины Андрея на одной ноге. Потом Андрей меня несёт. По иронии судьбы ключи от квартиры я забыла дома, а дверь захлопнулась.
В итоге в этот день я побывала ещё и в загадочном доме Андрея, познакомилась с его заботливой мамой и двумя бесподобными акитами.
Но это было только начало. Хоть травма моя была совершенно пустяковой, она на 1,5 месяца меня частично обездвижила, существенно затруднила перемещения и заставила обо многом задуматься.
Есть известная классификация этапов проживания горя/потери.
- Отрицание
- Агрессия
- Торги (так же называется стадией Вины)
- Депрессия
- Принятие
В моём случае тоже произошла потеря. Потеря возможности передвигаться, выходить на улицу, гулять, жить привычной жизнью и т.д.
Один раз я уже переживала серьёзную потерю в своей жизни – потерю близкого человека, своего Учителя.
И "симптомы" оказались один в один.
- Сначала ОТРИЦАНИЕ. Я не придала, кажется, даже никакого значения своей травмированности. Планировала попасть на все запланированные мной мероприятия, хотела взбираться на третий этаж и вести терапевтическое занятие, рассчитывала переместиться даже в другой город. а потом мои коллеги (психологи, астрологи), как я называю – "показали мне труп" – т.е. сказали: "Стоп, ты не можешь этого, делать тебя Вселенная не просто так усадила, может и уложить, если не поймёшь!" ну, и т.д.
- Тут же у меня наступила следующая стадия – АГРЕССИЯ. Я стала на них дико злиться, доказывать: "Почему не смогу, бла-бла-бла? Ничего не изменилось, просто это доставит мне некоторые неудобства. Сейчас же лето!" Пару дней я всё ещё планировала свои масштабные перемещения, сопротивляясь реальному положению дел.
- Потом наступила стадия ТОРГИ. И я-таки, выторговала себя одну поездку. У меня подходили к завершению кулинарные курсы, я не могла не поехать. И я поехала – счастья было полные штаны)))) Наступила небольшая эйфория. Как будто ничего не изменилось.
Всё больше людей узнавали о том, что «я с ногой», сочувствовали, желали выздоровления. И пропадали. И я, очень общительный человек, осталась как в вакууме, тем более, что самые близкие по духу люди разъехались и не могли выходить на связь даже через интернет.
Когда я переживала смерть Учителя, я очень хорошо помню этот период. Тебе все посочувствовали, послушали тебя, узнали – как умер твой близкий человек и как тебе без него плохо, а потом они растворялись и ждали, что ты будешь прежним уже завтра: "Ну, давай, пока, до завтра". А ты переживаешь, проживаешь это новое для себя состояние – "Состояние без – в состояние с". И, зачастую, нужен год-два, чтобы хотя бы внешне походить на того, кем ты был раньше (хотя, конечно, ты уже никогда не будешь таким как прежде), чтобы с тобой можно было общаться.
- И вот тут, после успешных ТОРГОВ наступил самый грустненький момент моей болезни. Когда теряешь близкого человека (как было несколько лет назад со мной), это действительно может быть настоящая депрессия.
В моём случае настал СОЗЕРЦАТЕЛЬНЫЙ период, как я его назвала. Когда кажется, что все вокруг веселятся, развлекаются, ходят гулять, ездят на море (пара людей даже писала мне и спрашивала "еду ли я на море в этом году", они не в курсе были). Но ощущение не зло-агрессивно-завистливое, а такое, как будто ты смотришь на других людей со стороны другой реальности, и эти реальности не пересекаются, они как будто за стеклом. Тебя не видят, а ты их видишь.
И ты не то, что не хочешь общаться с другими людьми, ты как будто не можешь.
В это время я спокойненько читала, писала, делала давно задуманную работу, готовилась к тренингам, выкладывала статьи в блог. Прочитала даже толстенную книгу «Шантарам». О, эти 600 с лишним страниц!
СОЗЕРЦАНИЕ И ПРАКТИЧЕСКИ ПОЛНАЯ ИЗОЛЯЦИЯ
- Потом этот период прошёл, и наступило ПРИНЯТИЕ. Уже к концу июля.
Травма была небольшая, и процесс восстановления шёл быстрее.
Когда в очередной раз я приехала в больницу, подошла к очереди и, увидев кучу перебинтованных людей (у кого руки перевязаны, кто тоже на костылях), не смогла скрыть улыбку и чуть не сказала: "Ну что, травмированные друзья, за кем я буду, у меня талончик на 16:20?"
Оказывается, нас, таких перебинтованных – огромное количество! И мужчины (в тот раз все мужчины были с забинтованными руками, а женщины на костылях), и женщины, и дети! Это же совершенно другой мир, мир перебинтованных людей, которые живут рядом с тобой. И ряды которых в любой момент можешь пополнить и ты.
Самооценка моя "плясала" в это время в соответствии с вышеобозначенными периодами.
- Сначала – "Я герой! Ничего существенного не произошло, я всё смогу, я со всем справлюсь, плевать на обстоятельства и законы природы!" (Эмоциональный фон – радостно-воодушевлённый, возрастающий интерес – "Что же будет дальше?")
- Потом – "Нет, не поддамся на ваши запугивания! Я смогу поехать куда захочу!" (эмоциональный фон – "я – супер-герой")
- Дальше – "Ха-ха, у меня получилось, выторговать одну поездку, но, кажется, вы правы, и мне от чего-то становится грустно" (эмоциональный фон – сначала эйфория "Я – молодец!", а потом – уныние)
- Следующая стадия – "Где я? Кто я? Кто все эти люди?" (эмоциональный фон – эмоций мало, они еле ощущаются, но в голове "Я – никому не нужное унылое говно, меня здесь нет")
- И, наконец, – " Хей-хей! Жизнь только начинается, у нас всё впереди!" Меня окружают прекрасные люди, я – счастливый человек.
К концу июля фон стал ровным. 5 августа я сняла гипс и наблюдала праздничный салют с балкона дома уже слегка опираясь на недавно болящую ногу.
Ещё пару недель я училась ходить. И в сентябре снова могла путешествовать!
Так вот, книгу «Поллианна» я прочитала в июне прошлого года, т.е. буквально перед самым травмированием. А в книге, если вы помните, есть эпизод, когда у Поллианны отказывают ноги, и девочка на долгое время оказывается прикованной к постели.
Юная Мисс переживала те же стадии. Но оптимизма и разума в ней значительно больше, чем у любого взрослого. И мне у неё тогда было чему поучиться!
И здесь вновь со мной сработала настоящая Сказкотерапия!
Пережить «время ноги» мне помогали сестра, муж, друзья, наставники, родители.
" Я узнал, что у меня есть огромная семья. " Стоило сломать ногу, чтобы ещё раз это осознать и почувствовать)))
Мне удалось принять своё «новое» необычное состояние. По-настоящему прожить его. Сделать глобальную переоценку и снова любить себя!
После полного восстановления частично сменился и круг общения, приоритеты расставились как будто сами собой. Возможно, и для этого со мной случился перелом?
В тот период, помню, я пересматривала биографические фильмы об Анне Герман. Однажды певица попала в серьёзную аварию (перелом позвоночника, обеих ног, левой руки и сотрясение мозга). Восстановление длилось долгих три года. После, в одном из интервью Анна сказала: «Самым горячим желанием, когда лежала в гипсе, было желание помыть пол!».
О, как я её тогда понимала!
Но «с ногой» мне удавалась ходить в гости и принимать гостей. Я ездила на приёмы к врачу, готовила новые блюда, писала статьи и читала книги. Продолжала работать. И даже научилась буквально выползать на балкон. Это было забавно. А ещё я освоила ходьбу на костылях, это было совершенно необычно и ново!
Вдобавок ко всему, кстати, как раз с 7 июля в нашем доме отключили горячую воду. Тоже был аттракцион для меня.
Не могу не отметить так же и то, что за эти 1,5 месяца я виртуозно освоила технику «Просьба о помощи». Я просила помощи буквально по любому поводу. Мне привозили и приносили продукты из магазина, поливали цветы и сносили меня с высоких ступенек. Многие мелкие действия я могла бы и сама выполнить, но ко второй неделе здоровая нога, на которой я активно прыгала, стала больше походить на больную. И я оставила попытки геройства, позволив окружающим поухаживать за мной. Признаюсь, это было очень приятно. Но я ни в коем случае не рекомендую девушкам именно таким способом учиться просить о помощи. Есть и более приятные поводы)))
Да, но гипс на ноге и костыли под мышкой – совершенно не повод, чтобы не искать радости!
Теперь я это точно знаю)